Время шло, проекты наращивали мощность…
Все было вполне замечательно до конца февраля.
— Соня, нам в Москву срочно надо.
— Что случилось?
Не было у братца такой привычки — в девичью светелку врываться. Но вот поди ж ты, влетел — и сверкал глазами не хуже кота лесного.
— Матушка родами плоха…
— Подробности?
Одеяло полетело в сторону, Софья принялась натягивать платье, не особо стесняясь ни брата, ни Вани Морозова, который верным оруженосцем маячил за царевичевым плечом.
— Сам не знаю. Отец гонца прислал, чтоб мы хоть попрощались. А то боится, не успеем…
Софья кивнула.
— Пять минут мне дай — косу переплести… а, пес с ней! В возке разберу! Кто едет?
— Анюша тут решила остаться. Да и Татьяна себя не слишком хорошо чувствует.
— Одним словом — тетки не едут. Ну и ладно…
Софья натягивала сапожки, а сама лихорадочно размышляла.
Да, скорее всего, они останутся без матери. Так — и не слишком бы жалко, не так уж они и близки были, но свято место пусто не бывает. Погорюет батюшка пару-тройку лет — да и женится на другой. А вот кто это будет, какая она будет… ой, Ё! Шире вселенной горе моё.
Одним словом — надо теперь многое менять в своих планах.
— Царевна…
Одна из девочек протянула Софье дорожный сундучок с самым необходимым. Служанок Софья не терпела. Положено — вот и положите где-нибудь в уголочке, а раздеться-одеться она и сама сможет. Да и косу заплести… ладно! Пусть останется одна служанка, а на остальном — девочек будем тренировать. Как за платьем следить, как шить-вышивать, волосы заплетать, за лицами следить, за фигурой… пусть учатся. Кто лучше оценит их усилия, чем подопытный кролик?
В Кремле было… молитвенно.
Все молились и мельтешили.
То есть молился царь, не выходя из собора. Молились все Милославские, не отходя от царя и предчувствуя свое скорое отдаление от него. И так-то царь их терпел ради жены, а сейчас вовсе погонит.
А мельтешили бабы по царскому терему.
Алексей под руку с Софьей пролетели по нему вихрем, распугивая боярынь и боярышень, как куриное царство. Кто-то попытался их остановить, задержать — легче было ловить молнию.
Царевич так рявкнул, что остальные ему дорогу заступать и не осмелились… а в покоях царицы было…
Пожар в бардаке во время потопа. И даже дым был — от ладана, которым курили вокруг несчастной.
Едва увидев ее, Софья поняла, что дело плохо.
Так люди, которые собираются жить долго и счастливо — не выглядят. Заострившийся нос, запавшие глаза, щеки, с которых в единый миг словно стесали всю плоть, пожелтевшая пергаментная кожа…
Тетка Анна — Морозова — плакала в углу, под кроватью тихо скулила старуха служанка. Причитали хором какие-то женщины — Софья бы их сейчас одну от другой не отличила. Развелось тут…
Алексей опустился на колени у материнского ложа. Взял руку, больше похожую на птичью лапку, коснулся губами.
— Мамочка…
Бесполезно.
Это только в бдразильских сериалах героини могли очнуться от горячки. Здесь же…
— Что с матушкой?
От толпы причитающих отделился невысокий человечек — личный царский лекарь, Лаврентий Блюментрост.
— Антонов огонь, ваше высочество.
Софья прищурилась. Вообще, в медицине она была не специалист, но…
— Давно ли?
— Как родила, так и…
Ага. Значит — родильная горячка, скорее всего — с осложнениями, плюс инфекция — по нынешним временам — смертельно.
— Сколько она уже так лежит?
Софью Блюментрост ответом не удостоил, продолжая глядеть на царевича. Тот, уловив непочтение к сестре, прищурился и с расстановкой произнес.
— Ты вопрос царевны слышал?
— Два дня, ваше высочество…
Лекарь даже чуть поклонился.
— А что с ребенком?
— Царевна Евдокия Алексеевна вечор скончалась.
Софья кивнула. Плохо.
— Сонечка, ты тут останешься?
— Да, я пока тут побуду. А ты к батюшке?
— Да… молиться буду. Мы… останемся.
Непроизнесенное поняли оба. Пока царица или не оправится, или не преставится. За второе голосов определенно больше.
Впрочем, стоило Алексею выйти за дверь, как Софью просто оттерли в сторону, а вокруг царицы опять закружился хоровод из матушек — нянюшек — бабок — боярынь… Софья плюнула — и решительно оттеснила Блюментроста в дальний угол.
— Герр Блюментрост, уделите мне толику внимания?
— Ваше высочество, но царица…
— Доктор, а вы можете излечить от Антонова огня?
Сказано было с такой едкой иронией, что Блюментрост невольно пригляделся к девочке. Худая, с необычно серьезными глазами, темные волосы падают на некрасивое лицо — пока еще гадкий утенок. Что вырастет Бог весть, но разум там уже достойный лебедя.
— Ваше высочество, наука…
— Не знает таких случаев, не считая чуда Божия. Я поняла. Доктор, вы к нам надолго?
— Ваше высочество, я надеюсь…
— Я бы хотела, чтобы вы посетили царевичеву школу. Хотя бы ненадолго.
— Ваше высочество, позволено ли мне будет узнать — зачем?
За суматохой на них пока не обращали внимания, но Софья понимала — это ненадолго.
— Разумеется. О вас идет хорошая молва, а нам нужен специалист. Не волнуйтесь, насильно удерживать вас там не будут. Я попрошу брата пригласить вас?
— Я буду весьма благодарен, ваше высочество.
Софья кивнула и выскользнула из угла, пока никто не заметил, что она спокойно и свободно разговаривает с мужчиной по-латыни. Блюментрост проводил ее удивленными глазами, попытался вспомнить, что говорили о царевне Софье — и не смог!