Аз есмь Софья - Страница 59

— Батюшка, вы не уделите мне немного вашего внимания?

Симеон, было, дернулся, но Софья тут же вцепилась в него с какой-то ахинеей, а Аввакум, не обратив на него внимания, тоже вытер рот — и кивнул Алексею. Мол, все для вас, царевич. Ведите…

И они отправились в кабинет.

Софья дала бы остричь свой крысиный хвостик (зародыш будущей косы) под корень, лишь бы послушать, как все пройдет. Или вообще помочь, как с боярином. Но приходилось сидеть и ждать. Ладно, Лёшка ребенок умный, умный, умный, я сказала!

* * *

В кабинете Алексей опустился в кресло, сделал протопопу приглашающий жест.

— Я рад вас видеть. Надеюсь, ваша дорога была не слишком тяжелой?

— Не след роптать на Бога за свой крест, — произнес мужчина значительно. Алексей кивнул. И перекрестился — двумя пальцами.

Аввакум воззрился на это, как баран на новые ворота. Но сказать ничего не успел. Тут было возможно несколько реакций, и чем угадывать все — проще было направить разговор в нужное русло.

— Крест нам посылается по мерке нашей, и наш удел не просто поднять его, но и понять.

Вот тут протопоп провис. Понимать кресты ему ранее не предлагали. А Алексей, творчески развивая домашнюю заготовку, выдержал паузу — и продолжил.

— Вот, например, тяжкий крест — мученичество принять за веру свою, почетный, великий, — Аввакум едва не принялся кивать при каждом слове, — но ежели при том другие будут ввергнуты в геенну огненную, потому что ты их оставил, не ты ли будешь за них в ответе?

Недоумение.

— Смерть не означает ни победы, ни поражения. И все же, долг твой, как пастыря, не просто пострадать за веру свою, но указать правильный путь своей пастве, разве не так?

Полное согласие. И опять непонимание, вроде бы смерть — тоже путь, вон, Христа вспомнить — принял же он мученичество за всех людей. А тут-то что к чему?

Нет, если бы ребенок беседовал по-детски, Аввакум мог бы пропустить его слова мимо ушей или поспорить. Но то, что он говорил, было созвучно мыслям протопопа. А когда соглашаешься, спорить и ругаться уже ни к чему, когда с тобой согласны — проповедовать тоже не получается, а вот понять, что от тебя хотят…

Так что, здоровый мужик получается глупее отрока, недавно из пеленок вылезшего? Даже с учетом богоданности царской власти — все равно неприятно чувствовать себя глупее или несдержаннее мальчишки.

— Если считаешь ты, что путь твой — терновый венец, я не буду удерживать тебя. Но ежели хочешь ты помочь тем, кто без твоего путеводного огня свернет в трясину заблуждений и греха, ежели готов ты служить Богу по-настоящему, нет ли пути достойнее, хотя во много раз труднее он и грязнее? Поразмысли над этим.

И вот тут Аввакум окончательно выпал в осадок. Чтобы ребенок так говорил?

Летающие свиньи, синие козы и говорящие деревья — полностью альтернативная реальность. Ну НЕ БЫВАЕТ такого! НЕ БЫВАЕТ! А Алексей дружески кивнул мужчине.

— Я тебя оставлю покамест. Поразмысли. Живи в тереме, посмотри, что мы делаем и как все делается, но не спеши судить. Я надеюсь, что мы еще поговорим — и постараемся вместе найти истину.

И вышел.

Протопоп его и задержать не пытался — куда там? Он был умен, безусловно и несомненно, но к чему он готовился?

Что его будут переубеждать, что будут давить, требовать, преследовать, но вместо этого ему предложили подумать. Согласились с его взглядами и попросили подумать не о себе, но о людях. И кто?

Ребенок!

Одним словом — бедняге так сильно сбили стереотипы и настройку, что ему предстояло подгружать их вновь — и не обязательно с тем же результатом. Уж об этом Софья собиралась позаботиться.

Да, фанатик, да одержимый, но не до конца ведь! И семья у него есть, дети, жена — есть рычаги воздействия. И пожалуйста, не надо про всякие шантажи и прочие грубые методы воздействия!

Просто аккуратное перепрограммирование, чтобы из мучеников получились достойные члены общества. Даже священник священнику рознь. Есть герои, которые от церкви водкой и крестинами торгуют, а есть Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. И ни один атеист не посмеет назвать последнего — недостойным.

А царевич тем временем удрал обратно в столовую — и на полдороге наткнулся на Софью, которая, прикинув нужное время, оставила порядком обслюнявленного (не удержалась от мелкой пакости) Симеона — и теперь двигалась к брату, поинтересоваться, что и как.

— Сонька, ты чудо!

Сияющие глаза брата сказали все, лучше всяких слов. Если бы он выбился из образа, отошел от канвы — протопопа ему бы удивить не удалось. И не сиял бы он так.

Будем расспрашивать, хвалить, гладить и чесать за ушком, а то как же. Ей еще протопопа на священную войну настраивать.

Софья вообще злилась от невозможности действовать самостоятельно. Ей бы саблю, да коня, да на линию огня…

А вместо этого иногда напоминаешь себе противную паучиху. Фу!

* * *

— Отрок, поди-ка сюда?

Васька как раз одолел страницу из псалтыря и перевел дух. Учеба ему давалась сейчас легко, но заниматься ему все равно хотелось в одиночестве. Вот и удрал с книжкой за поленницу, чтобы никто не видел. А тут…

Мужчина, который его окликнул, был немолод, лет пятидесяти, а то и больше, бородат и волосат, но осанка у него была поистине царская, простая монашеская одежда ниспадала с его плеч подобно дорогой мантии, темные глаза горели двумя угольями.

— Слушаю тебя, отче?

Васька слез и предстал перед протопоповы очи, без особой робости, но и с вежливостью. Это им в школе уже успели вдолбить, царевич лично сказал в первый же день, да и потом повторял.