Аз есмь Софья - Страница 136


К оглавлению

136

С точки зрения Софьи звучало подловато, но — какая разница? Им надо было довести Наталью, чтобы из нее полезла вся мерзость — Алексей этим и занимался.

— А тут еще кое-что. Человек мой поговорил с царевичем Кахети.

— Ираклий…

— И тот утверждает, что Наталья и ему в любви клялась. И это только те, о ком мы знаем. А сколько их всего было — Бог весть.

— Не было такого!

Наталья вскочила с колен. Она была бойцом, она была умна и отважна, но это ее сейчас и подвело. Романов мог пощадить сломленную отчаянием и обманутую, растоптанную и униженную. Но не крикливую девку, вовсе нет.

— Поклеп это! Наветы гнусные!

— Неправда. Ираклия спросить можно, он лгать не станет. Просто не желал он жениться на бесприданнице, вот ты его и приваживала, чтобы созрел.

Софья усмехнулась, глядя на гнев на лице Натальи. Гнев, ярость ненависть, глаза выпучились, с губ слюна ошметками, пальцы когтями скрючены — того и гляди кинется. Вот и пусть кидается!

Лучше — на государя.

— Лжу возводите!!! — заверещала Наталья. — Ты сам мне в любви клялся! И записки твои у меня есть!

Ага, как же!

Размечталась!

Софья была уверена в себе на сто процентов. И в своих девочках тоже. Вошли две служанки, да и вышли вон. Подушки, там, взбить, горшок унести… а записочки? А может это туалетная бумага такая!

— Не писал я ничего, батюшка. И не привечал бы ее, да знать хотелось, насколько глубоко бесстыдство ее зайти может.

Наталья выкрикнула несколько грязных ругательств — и медленно осела на пол. Глаза ее дико вращались, на губах показалась пена.

Мужчины явно растерялись, иметь дело с бабами в истерическом припадке никому не доводилось. Первым опомнился царь.

— Слуги!

Передал Наталью с рук на руки слугам и кивнул сыну.

— Пойдем, посмотрим, что там за записки.

Стоит ли удивляться, что никаких записочек нигде не нашли, хотя в покоях Натальи даже и стены простучали. Зато записочки, которые Наталья Алеше писала нашлись, хотя и не все. Софья их тщательно отобрала, одну к одной, а уж руку Натальину Алексей Михайлович знал.

Мужчины молчали. Алексей Михайлович был подавлен. Алёша же просто молчал — ему было неприятно все это. И никогда бы он так не поступил, если бы не Софьины уговоры. Да и…

Политика — дело грязное. Уж сколько сестра не говорила, а каждый раз убеждаешься. Или это так мерзко, потому что он подставил девушку? Да, какая ни есть, но она его любила. А он…

А все равно!

Теперь лишь бы не напрасно!

После обыска царь кивнул на свои покои — и медленно пошел к себе. Алексей следовал за ним.

Там Алексей Михайлович опустился в кресло — и сломлено закрыл лицо руками. Не было царя. Было несчастный человек, которому было плохо и больно от предательства.

— За что она так, Алеша? Неужто не понял бы? Не простил бы?

Алексей огляделся, нашел взглядом кувшин со сбитнем, который стоял на столике у стены. Плеснул в кубок.

— Испей, батюшка.

Царь глубокими глотками пил сбитень. Дыхание его постепенно выравнивалось.

— Несчастный я человек. Все меня предают, воры одни кругом, верить никому нельзя… За что так?

— Не говори так, батюшка. Матушка тебя любила. Да и мы у тебя есть, мы не предадим. Просто иногда так бывает…

— Разогнать всех этих невест по домам…

— Не стоит, батюшка. Бояре обидятся. Ты лучше погляди на них — авось и выберешь себе любушку по сердцу?

— Я думал, она меня любит… старый, вонючий…

Кубок с силой врезался в стену.

— Отправлю ее завтра к Матвееву! И чтобы духу его в Москве не было!

Алексей покачал головой.

— На смерть девку обрекаешь, батюшка. Что с ней Матвеев сделает?

Алексей Михайлович вздохнул.

— Думать о ней — и то больно.

— Прости меня, батюшка. Виноват я перед тобой.

— В чем? В том, что молод да красив? Или что не люба тебе Наташа? Так насильно мил и не будешь…

Алексей искренне зауважал своего отца. Многие бы на его месте так поступили? Да почти никто… и гонцу, принесшему дурные вести, досталось бы, и Наталью бы на плаху поволокли, и все же…

— Сегодня решить надо, батюшка. И сделать тоже. Иначе Матвеев ее не помилует. Ты же не хочешь ей смерти?

— Нет. Пусть счастлива будет… но подальше от меня.

— В Кахети? С Ираклием?

Алексей Михайлович задумался.

— Ираклий давно у меня денег просит, но ежели так — помогу я ему. Людей не дам, а денег пусть возьмет. Обвенчать их сегодня же ночью — и пусть едут.

— Ежели согласится он?

— А коли нет — так я и Арчилу помочь могу! — Синие глаза сверкнули гневом. — Он бесприданницу не хотел? Так нынче радость у него! Сам царь за девкой безродной приданное дает! Прикажи, чтобы нашли да привели!

Алексей так и сделал. И вернулся к отцу. Оставлять мужчину одного ему не хотелось.

* * *

Софья смотрела на лежащую без сил Наталью. Глаза ее были спокойны и холодны. С таким же выражением она разглядывала бы какое-нибудь животное редкой породы. Пока еще Нарышкина не пришла в себя, но Софья хотела поплотнее забить крышку ее гроба. Слишком Наталья умна, чтобы пускать все на самотек.

А жаль.

Сложись все иначе — подругами стали бы.

Но такая мачеха ей не нужна, такая жена Алексею — тоже. Тем более, что и в памяти всплывало нехорошее. Когда-то, давно, Петр Первый, книга Толстого… Она уже почти ничего и не помнила, но в начале там точно были Наталья Кирилловна и Матвеев. Алексею она об этом не сказала, но приглядывать за братом собиралась. Ведь если…

Хоть убивай — не могла Софья вспомнить подробнее. Как корова языком слизнула.

136