Первой, как ни странно, упала Пелагея. Вскрикнул под куполом ее ворон, не в силах помочь хозяйке.
Они падали один за другим, с почти одинаковым выражением на лицах. Недоумение, злость, ярость, жажда жизни…
Увы…
За взятые без спроса полномочия, приходится платить. А ребенок, дорвавшийся до спичек, вполне может спалить дом. Только вот мама с папой отшлепают, а Земля…
Кара настигла тех, кто думал, что может распоряжаться людскими судьбами.
Последним ушел Миягино-сан.
Он так и не понял, где они ошиблись, но надеялся, что Мир не будет слишком жесток к Софье. И это было зачтено. Его душа, единственная, не была выпита до дна, уйдя на следующий круг перерождения.
На следующий день, отец Степан, придя в храм, застал там страшненькую картину. Четырнадцать трупов в разных позах — и одну он даже знал. Степан снял с алтаря тело Софьи, отнес его в ризную, прикрыл своей рясой и вызвал полицию.
За нарушение места преступления ему досталось, но не сильно. Его даже не было в подозреваемых — эту ночь он провел в городе, заночевав в семинарии. Расследовали долго, расследовали безрезультатно… и концов в итоге не нашли.
Софью Романовну похоронили на Залучинском кладбище. Сонечка, которую больше никто не тронул, с милицией своими подозрениями не делилась, но за могилой Софьи ездила ухаживать, как за родной. Возила ее внучка, та самая, которая стала-таки работать во ВЛАСе, а иногда приезжала и сама по себе.
Там, на могиле, она и познакомилась с Вадимом Ромашкиным, который таки нашел в себе силы расстаться с Мариной. Хотя немалую роль в этом сыграл Князь, дав жадной щучке надежду, поматросив и бросив.
Семьи Романовых и Ромашкиных все-таки породнились, и Сонечка утешала себя мыслью, что Софье это бы понравилось. Хотя слабое это утешение для тех, у кого ушли в вечность родные и близкие…
Раньше Софья думала, что знает о боли — все. Ан нет.
Эта боль была какой-то особенно жестокой. Было полное ощущение, что каждую клеточку тела протыкают раскаленной иголкой, а потом еще солью посыпают. Бооооольно…..
Не выдержав, Софья взвыла волчицей.
Увы… взвыла бы. Горло пересохло, и из него вырвался то ли писк, то ли хрип.
На лоб легла чья-то ласковая рука.
— Тише, тише, Сонюшка, вот, испей…
Губ коснулся краешек какой-то посуды и Софья сделала пару глотков… чего?
На воду это было не похоже. Что-то густое, сладковатое, странного вкуса…
Боль чуть-чуть попустила. Теперь все воспринималось иначе. Ощущения были, как будто все тело отлежали. Разом.
Софья вдохнула. Выдохнула. Потом еще раз и еще… стало чуть спокойнее. Женщина сидела рядом и пока молчала. Вдалеке слышались какие-то шумы — пока Софья не старалась их разобрать. Она вспоминала.
Что последнее она помнила?
Звезды.
Темнота.
Боль.
Негусто, однако. А предпоследнее?
А вот теперь все вспоминалось четко. Компания придурков, церковь, алтарь… наверное, ее спасли. А почему так больно — и кто с ней разговаривает? И откуда были звезды?
Хотя ответ прост. Наверняка, она либо чего-то нанюхалась, либо получила галлюциноген иным путем — сейчас такие методы есть, что и не заметишь, а наркоманом станешь. А болевые ощущения… ну а что тут удивительного? Вот, если бы их не было, было бы странно. Вас бы в шестьдесят… ладно, пятьдесят с хвостиком так потрепали — что бы вы ощущали? Явно не восторг.
Софья попробовала открыть глаза. Получилось.
А в следующий миг женщина впала в шок.
Вот что она могла ожидать? Правильно, палату реанимации, на худой конец — приличную больницу. С беленым потолком, капельницей и медсестрой.
Вместо этого…
Софья никогда не была во дворце. Даже посещения Эрмитажа и Кремля проходили без нее — неинтересно, некогда, неохота. Но сейчас…
Она лежала в небольшой комнатке, полутемной и тесноватой. Обитые чем-то красно-золотым стены, расписной потолок, на котором были изображены солнце и что-то еще непонятное, окна забранные цветным стеклом, иконы в углу с лампадкой перед ними, сильный запах ладана…
Господи…
Софья перевела взгляд поближе.
Как называется это… в чем она лежит? Если кровать — то подозрительно маленькая, и качается почему-то? Рядом с кроватью сидит женщина в наряде, который вызывал у Софьи ассоциации с Пушкинскими сказками — там когда-то она видела похожие одежды. И под конец взгляд Софьи опустился до нее самой.
Тело под периной определенно принадлежало девочке лет трех — четырех, не больше.
Твою родню гробом налево!
Софья мягко ушла обратно в глубокий обморок.
Второй раз она очнулась, когда было темно. И теперь уже орать не стала. Лежала, думала, благо, тело хоть и ощущалось не своим, онемелым, но сильно уже не болело, так что можно было стиснуть зубы и перетерпеть.
Софья смотрела в темноту и думала.
Согласно женской логике, либо она переселилась в другое тело — либо не переселилась. Что говорит в пользу первого предположения?
Боль. Это определенно. Если б у нее так в реальности болело… хотя может и болит — в реальности, в реанимации? А тут она просто глюки ловит?
Ой ли… Софья себя знала. Она даже исторических романов не читала, предпочитая отвлекаться детективами. А тут вдруг — такие подробности из жизни неясно пока кого? Верилось с трудом. Разум человека может выдать только то, что в нем уже было. Если ты в жизни не видел, допустим, Эрмитажа, так тебя ни в каких галлюцинациях на его посещение и не проймет. Ты просто его не знаешь…
Логично?