— Ты уверена?
— Нет, — призналась Софья. — но вот в том, что добра от этого человека ждать не стоит — определенно. Не с чего ему Русь любить, не с чего в православие переходить, а он перешел. Зачем? Где его выгода?
— Зато сейчас он при дворе у царя…
— Ванечка, так возле власти — возле смерти…
— Да я вроде жив пока?
— Так сколько у нас и власти той!
Софья фыркнула.
Как же ей хотелось свободы — и права делать, что ей вздумается! А то ведь ее даже всерьез не принимают! Все переговоры с посторонними — через Алёшку, даже и с давними знакомыми — все равно он подтверждает все его слова!
А у нее — ничего!
Так Феодосии Морозовой завидовать начнешь! Как-никак неглупая, самостоятельная, свободная и состоятельная. Пусть она и не распоряжается этим на полную катушку, но ведь и взаперти не сидит! А ежели Софья куда покажется — тут же визг поднимется, царская дочь в люди вышла, вай мэ! Постоянно как по жердочке идешь! Отца боишься, людей стережешься… иногда Софья была благодарна за новую жизнь тем колдунам, а иногда — гвоздями бы их прибить к забору! Жизнь, да в клетке!
— Симеон мне книгу свою оставил…
— Жезл правления?
Софья сморщила нос. Писанину сию мужчина написал не так давно, по окончании Собора, но старообрядцам она уже не понравилась, так, что люди прозвали ее «Жезлом кривления». А что до самой Софьи — прочитать она прочитала. И серьезно задумалась.
Нельзя ли как-нибудь эту книжечку развернуть так… короче, чтобы Симеона в ереси обвинили и обратно в Полоцк отправили?
В конце концов, там и интересных мест хватает. Вон, Аввакум взвился, прочитав о непорочном зачатии Девы Марии… ересь?
Как подать, а еще кому и когда…
Еретические тенденции Софья отложила, чтобы намекнуть кому надо в нужный момент. Они посидели вместе еще около часа. А потом Софья прокралась к себе в комнату, а Алексей и Иван решили заночевать вместе — не впервые.
Следующий день для Алексея прошел под знаком молитвы, беседы и размышления.
Молитвы — ну тут понятно, за мать.
Беседы?
К нему шли.
Бояре и дворяне, словно призраки появлялись — и заводили мудрые речи.
О державе, о том, как счастлив царь наследником, как им горестно за царицу, как они молятся за ее здоровье…
Алексей слушал, кивал и думал, что отец развел совершенно безбожное количество дармоедов, нахлебников и воришек. И о том, что разогнать их можно, а вот заменить — некем.
А еще…
Романовы — не Рюриковичи. И связь их с прошлой династией более чем эфемерна. Что могли позволить они — не сможет позволить он. Пока не сможет, а вот потом…
Главное, чтобы были свои люди. Кадры решают все, а у него кадры уже есть.
Школа выпускает не так много, человек по тридцать-сорок в год, ну так это — пока! Надо поговорить с отцом — и попробовать открыть еще одну школу. Найти учителей, вон, Соня от его имени переписывается с какими-то заграничными учеными, и те, вроде как, довольны и счастливы. Хвалят «царевича» за ученость и незаурядные дарования. Вот и приглашать их…
Пусть едут, пусть учат, пусть работают и что-нибудь изобретают… нужен ли нам Симеон Полоцкий?
Да к лешему!
Свою Академию создадим, лучше прочих!
Алексей так задумался, что и боярина Матвеева не заметил. Впрочем, не тот человек был Артамон Сергеевич, чтобы его долго не замечали. Кашлянул, привлекая внимание, поклонился, поприветствовал царевича и заговорил.
Вроде бы ничего конкретного не сказал но… Алексей понял, почему отец приблизил этого человека. Шла от Матвеева та самая внутренняя сила, от которой млеют женщины и которой подчиняются животные, угадав хозяина.
Только вот и Алексея согнуть было уже не так просто. Он — царевич, а это — кто? Да слуга его, по большому счету! Не говоря уж о том, что слуга достаточно худородный. Так что взирал Алексей на боярина без всякого почтения, смотря, как Софья научила — в точку между бровями собеседника. И в лицо, и не в глаза, и на нервы действует. И поделом.
Матвеева, конечно, этим было не пронять, так по броне пощекотать, но неприязненное отношение к себе царевича он чувствовал. Но — опытен был и умен. Не давил, не подлизывался, разговаривал как со взрослым — любой мальчишка бы потек от счастья, хоть на хлеб намазывай. Сочувствовал, вздыхал, надеялся еще побеседовать с таким умным отроком, а то и сына пристроить к нему в школу, когда мальчик чуть подрастет….
Алексей тоже кивал, слушал, про школу рассказывать не рвался, планами не делился, так что отошел Артамон Сергеевич не шибко довольный.
Подходил и Ордин-Нащокин. Этому Алексей уделил и время, и внимание, выслушал соболезнования — действительно искренние, спросил, как там внуки, выслушал похвалы малышам — такие уж смышлёные, такие красавцы, умники какие… в матушку, не иначе!
Алексей Михайлович так из церкви и не выходил, моля не забирать у него жену. Время меняет многое.
Когда-то он не любил Марию, винил ее за несложившееся счастье с Ефимией, но потом привык, сжился, врос… только вот жене об этом не говорил, а может, и зря. Глядишь, она бы себя так не изводила.
Нет, не нужна ему женитьба по любви.
Алексей и сам не знал, но Софья постепенно, исподволь, вкладывала ему в голову простую истину, что правители не могут жениться на ком попало. Им надлежит выбрать себе жену для блага страны, а любовь…
Любовь это важно, только вот будет она на стороне. И никак иначе.
А чего сейчас об этом думать? Надо помолиться еще за матушку…
Впрочем, все было бесполезно.
Софья угадала абсолютно точно.