Аз есмь Софья - Страница 100

100

Одним словом, Феодосия посоветовалась с царевной Анной — и женщины принялись собирать ребят в дорогу.

Алексей Михайлович это решение одобрил. Софья чуть погрустила, но только чуть. Сюрпризы валились один за другим — и Аввакум вдруг заявил, что скоро Собор состоится, нового патриарха будут избирать взамен Никона. Вот он хотел бы съездить…

Софья только плечами пожала.

— Зачем, отче?

— Друзей надо знать, отроковица, — буркнул протопоп. — а врагов и еще лучше.

— Врагов ли?

— Кого бы ни выбрали, другом он нам не будет.

— А Никон не вернется?

— Нет, государыня царевна, Никону патриархом уже не бывать. Зело зол, да и мирское в нем слишком кипит… Гордыню он свою усмирить не мог, захотел власти и над телами и над душами человечьими, вот и поплатился.

Софья кивнула.

Ну да, Алексей Михайлович уже больше пяти лет вел переговоры, рассылал письма и даже собрал в Москве двоих патриархов, а уж более мелких духовных чинов — ситом просеивай.

— А стоит ли тогда туда ехать?

Аввакум решительно кивнул. За это время он отъелся, принял благообразный вид и был совершенно не похож ни на того, кто метал громы и молнии против никонианской ереси, ни на ссыльного, которому осталось только стиснуть зубы и держаться до конца. Новое появилось в нем за эти годы и Софья, глядя на мужчину, была довольна. Сейчас из его глаз светилась мудрость.

Так часто бывает. Когда пытаешься предать свой опыт детям, да еще рассказываешь как, и что, и зачем… поневоле начинаешь переосмысливать свой опыт. Передумывать, рассматривать со всех сторон — и так часто тебе не нравится отразившееся в детских глазенках.

Дети ведь невинны. Им не объяснишь про грязь, гордость, гордыню, упрямство… и Аввакум видел, что путь, который он выбрал, ведет в тупик.

А новый?

В том-то и разница, что когда пути не предлагают — стоишь на своем и дерешься до последнего. А вот когда есть он…

Когда и для тебя, и для твоих детей есть будущее — то, которое ты сам им построишь, человек способен на чудеса.

— Стоит. Смотреть, кто за нас, кто против, с кем союзы заключать, кому следующим патриархом быть…

— Следующим?

— Кого бы сейчас не назначили — долго ему не продержаться. Только чтоб успокоилось чуть. А вот кто потом будет…

Он не договорил, но Софья поняла. Царю нужен свой патриарх, который, в идеале, примирит две воинствующие группировки. Медленно, постепенно, лет так за сто… она конца этого процесса не увидит, да и пусть! Лишь бы получилось. И не было костров, на которых горят иноверцы. А того пуще — не выродилась бы церковь в продажных попов, которые за ключи от машины тебе и дворнягу окрестят — и сортир освятят…

Она помнила…

Бывало в девяностых и такое, и еще мерзопакостнее бывало… и единственный встретившийся ей приличный поп не искупал громадного количества продажных.

Одним словом — все разъехались. Наступили тишина и спокойствие.

Ненадолго.

* * *

Аввакум не рассчитывал на многое, отправляясь в Москву. Но приехал, поселился в доме у Феодосии Морозовой, а наутро отправился в храм, как и всегда привык. Помолиться….

Тесен мир религиозный…

— Аввакум, да ты ли это?!

— Феогност! Тесен мир!

Отца Феогноста Аввакум знал давно и в свое время презирал за слишком мирную позицию. Как так! Не хочет человек ничего добиваться, ничего отстаивать, ни за что бороться, служит себе — и служит. Прихожанами уважаем, любим, начальство его ценит — дельные сотрудники без амбиций, даже если такие слова пока и не придуманы — в цене в любые века.

Зато вот прихожане своего батюшку ценили. Не ругается, никого не клеймит, просто служит и служит, теплом, заботой, пониманием людские души спасает…

— Ты надолго ли в Москву?

— Да…

— Ох, прости, друже. Служба сейчас начнется. Не задержишься ли? Чаек у меня хороший, да медок липовый есть…

Разумеется, Аввакум задержался. И на службе, и ради чая. И, прихлебывая ароматную жидкость, расспрашивал о делах житейских, делах церковных…

Вот дураком отец Феогност отродясь не был, но и беды в своем рассказе не видел. И обстоятельно повествовал Аввакуму, что Никон все равно надеется на свое восстановление. Привык он, что царь — друг его. А оно эвон как повернулось…

Он-де считал, что не может собор судить патриарха, а царь написал, что патриарх может быть царю подвластен, потому как царь — блюститель церкви, такое вот дело.

И продолжается это долго, и сколько еще будет — неизвестно…

Что в Москву сейчас съехались митрополиты — из Новгорода — Питирим, из Казани — Лаврентий, из Ростова — Иона, а к тому ж Феодосий, Павел Крутицкий, архиепископы Филарет Смоленский, Иларион Рязанский, Арсений Псковский, Иоасаф Тверской — а сколько к тому ж архимандритов, игуменов, епископов — и перечислить страшно. И для начала решать будут, что с книгами делать. А то как раскол пошел, так и идет, хорошо хоть не ширится…

Аввакум на это только улыбнулся. А потом зная, что Феогност не выдаст, признался то ли ему, то ли себе…

— Бог — он в душе быть должен. Самаритянин, вон, помог в свое время, а праведные мимо проезжали. И кто из них более богу угоден?

— Тебя ли я слышу, брат?

Аввакум только улыбнулся. Да, если б не царевичева школа — давно б он голову сложил в своем неистовстве. А сейчас вот смотрел и понимал, что плетью обуха не перешибешь, и пытаться не стоит. Зато есть у него возможность пойти в обход — и воспитать себе достойных преемников, которые, может быть, и смогут колесо повернуть.

— Так все мы… взрослеем.

100